ЧУДИЩЕ-ЮДИЩЕ И МУРЛЯНА

1.

Сийм сидел за столом и выводил восьмерки. Делал он это неохотно, потому что должен был писать их так, как показано в учебнике: начинать сверху с середины, потом постепенно заворачивать влево вниз, затем вправо, потом повернуть вверх и прийти на старое место. Это было ужасно нудное занятие. К тому же восьмерки выходили какие-то кособокие и помятые, будто они наехали на дерево. А ведь Сийм изобрел хороший метод, как можно очень просто получить красивую восьмерку: сперва нужно написать обыкновенную цифру три, а потом написать еще одну, повернутую носом к первой. Вот и готова восьмерка! Но так писать не разрешалось. Никто не разрешал: ни учительница, ни мама, ни ... Папа, может, и разрешил бы, но у него Сийм не смог спросить разрешения, потому что мама увела его в кино. Поэтому Сийму ничего не оставалось, как писать кособокие и помятые восьмерки. Они нагоняли на него тоску.

Сийм вздохнул и отупело обвел глазами комнату. Взгляд его остановился на Хоботке, который стоял с карандашом в хоботе, крепко прижавшись к косяку двери, и на высоте своей головы проводил черточку.

- Хоботок, что ты делаешь? - удивленно спросил Сийм.
- Ничего, - смутился Хоботок.
- Ты измеряешь свой рост?
- А что толку его измерять? - безутешно сказал Хоботок, прошелся по комнате, прыгнул на диван и уставился в одну точку.

Сийм что-то вспомнил и сказал:
- Хоботок, что-то я тебя давно в школе не видел.

Хоботок с безразличием сказал:
- Ты и не мог меня видеть, потому что, во-первых, на переменках вы так носитесь с Ханно и Эльдуром, что ты даже учительницы не замечаешь, а во-вторых, мои уроки как раз тогда, когда у тебя переменки, а в-третьих, я больше не хожу в школу.

Эта новость удивила Сийма. Он воскликнул:
- Почему же ты больше не ходишь?
- По очень простой причине. Я уже и без того умный.

Сийм недоверчиво посмотрел на него и сказал:
- Если ты такой умный, напиши-ка мне несколько красивых восьмерок.

Хоботок прыгнул на стол, положил передние ноги на лист тетради, чтобы он не помялся, и принялся старательно выводить восьмерки. Он это делал совсем иначе: сперва рисовал маленький круг вверху, потом чуть побольше внизу, а потом соединял их между собой черточкой. Это выходило у него очень ловко. Уже были готовы три восьмерки.

Только теперь Сийм догадался вмешаться.
- Разве это восьмерки? - с упреком воскликнул он. - Это муравьи.
- Нет, не муравьи, - ответил Хоботок. - Муравьи дрыгают ногами. А мои восьмерки не дрыгают.
- У них нет ног, потому. А если ты им пририсуешь ноги, они убегут из тетрадки.

Хоботок пририсовал восьмеркам ноги. Но восьмерки все равно не убежали. Тут Сийм поднял страшный крик:
- Посмотри, что ты наделал! Что завтра скажет учительница, когда увидит эти восьмерки? Ты чего наврал мне, что ты умный, а сам не умеешь писать красивые восьмерки!

Раньше, когда Хоботка отчитывали, у него всегда округлялись глаза. Теперь же он заносчиво поднял хобот и сказал:
- Не знаю, какие восьмерки вам велят писать, но в Мурляниной двоичной системе они пишутся так, как я написал.

Сийм потерял дар речи. Он впервые слышал о двоичной системе. Но не мог же он показать своему игрушечному слонику, что тот знает больше, чем он.

2.

За дверью позвонили. Сийм со вздохом облегчения побежал в переднюю. Когда звонят, ребенок имеет полное право не писать восьмерки. На радостях Сийм забыл отправить Хоботка в маленькую комнату, как он в последнее время делал, когда кто-то приходил к нему.

В комнату вошли Ханно, Марис и Эльдур.

Эльдур воскликнул:
- Симка, айда в киношку. В "Космосе" идет "Чингачгук - Большой Змей".
- Нам надо спешить, - поторопил Ханно. Сийм жалобно сказал:
- Я не могу идти. Я еще уроки не приготовил.
- Потом сделаешь, - посоветовал Эльдур. - У меня тоже ничего не сделано.
- Но я пообещал маме, что никуда не пойду, пока все уроки не приготовлю.
- А тебе еще много осталось? - спросила Марис.

Сийма этот вопрос обнадежил. Он быстро ответил:
- Не очень. Одну страницу я уже исписал, а на другой нужно написать еще три строчки.
- Валяй быстрее, - подбодрил Эльдур.
- Мы пока посмотрим книжки, - сказал Ханно. Его очень интересовали книги Сийминого папы, потому что их разрешалось рассматривать только очень осторожно.

Ребята гурьбой ввалились в комнату. Сийм бросился к столу писать.

Марис подошла к нему взглянуть, как дела продвигаются. Она сделала испуганные глаза и спросила:
- Что ты здесь нацарапал?
- Это восьмерки, - сказал Сийм. - А ноги я им резинкой сотру.
- Они не сотрутся, они нарисованы цветным карандашом, - озабоченно сказала Марис. - Тебе придется вставить в тетрадку новый лист и написать новые восьмерки.

Хоть времени и было мало, Марис заставила себя спокойно сесть на диван. Тут она заметила Хоботка, взяла его на руки и нежно погладила по голове.

Дурное настроение Хоботка как рукой сняло. У него даже появилось сильное желание замурлыкать - так хорошо было ему. Но он взял себя в руки. Что позволено коту, не позволено слону. Вот коту не к лицу, если он, как слон, начнет трубить. И правильно. Если каждый будет делать то, что ему в голову взбредет - карандаш извиваться, червяк рисовать, чайник колоться, а кактус кипеть - какая будет на свете неразбериха!

Мурлыкать Хоботок не стал, но он не смог удержаться, чтобы тихонько не взвизгнуть. И хотя он сделал это тихонько, мальчики все же услышали. Ханно поднял от книги удивленный взгляд, а Эльдур наморщил нос и презрительно усмехнулся.

Сийм, который как раз менял в тетради лист, так растерялся, что нечаянно порвал обложку.

А сам Хоботок так напугался, что со страху онемел и окаменел. Он лежал на коленях у Марис, словно какая-то резиновая игрушка.

Сийм помахал порванной обложкой и несчастным голосом сказал:
- Теперь мне придется и обложку сменить.

Вместо того чтобы утешить друга в беде, Эльдур разгорячился:
- Некогда нам ждать, пока ты тут копаешься. Или сейчас идешь с нами, или мы уходим без тебя.

Теперь разозлился Сийм. Он сказал:
- Идите, если вы так торопитесь. Я вас не просил ждать.

Ясное дело, что на такие слова все повернулись и ушли.

3.

Когда Сийм остался с Хоботком вдвоем, он почувствовал, что они не одни, что в комнате есть кто-то третий. Его не было видно, но он был рядом с Сиймом, где-то за спиной или даже внутри него самого и грыз его.

Не пролез ли этот невидимка в комнату уже тогда, когда Сийм сражался с восьмерками? Уж не он ли толкал его под руку, и поэтому цифры получались такие кособокие? Конечно, это был он. И он же поссорил Сийма с друзьями.

Кто бы это мог быть - этот вредный невидимка?

Сийм думал и думал, пока ему не вспомнилось, что этот негодник докучал ему и раньше. Он вспомнил, что в таких случаях они с Хоботком крепко обнимали друг друга, уходили в какое-нибудь другое место и начинали играть во что-нибудь веселое или тихонько пели, или рассказывали интересные случаи из своей жизни. И всегда это помогало. Тот противный всегда исчезал.

Вдруг это поможет и теперь?

Сийм с надеждой взглянул на Хоботка. Но тот посмотрел на него отсутствующим взглядом. От этого внутри у Сийма заныло еще сильнее, а что хуже всего - захотелось пилить Хоботка. Но он этого не стал делать, а только спросил:
- Ты чего в последнее время такой скучный?

Хоботок грустно улыбнулся, немного помолчал и ответил:
- Ты больше не играешь со мной, потому. Ты стесняешься меня.

Хоботок сказал чистую правду. С тех пор, как Сийм пошел в школу, он уделял ему все меньше и меньше внимания. Игры Хоботка казались ему теперь слишком детскими, а его высказывания заставляли Сийма краснеть за него. Но что-то помешало Сийму откровенно сказать это. Наверно, ему не хотелось признаваться, что он бросил его первым. Поэтому Сийм воскликнул:
- Так давай играть, чего ты сидишь как истукан!

Они направились в маленькую комнату.

Хоботок оживился и, полный надежд, полез в стенной шкаф. Вылез оттуда задом наперед с коробкой кубиков и сказал:
- Давай построим башню "Длинный Герман". Сделаем Германа длинным-длинным.

Они принялись строить. Но кубики были будто круглые, не хотели держаться друг на друге. Получилась какая-то жалкая развалюха, а не башня.

Сийм разрушил ее. Он порылся в стенном шкафу и вытащил оттуда кегли.

- Давай лучше катать шары. Кто собьет кеглю, тот может бросить еще раз.

Они стали катать шары. Но шары были будто квадратные: никак не хотели катиться, а прыгали, как лягушки, - и все мимо.

Сийм сбил кегли ногой. Они устало шлепнулись на пол, будто были из теста.

Сийм мрачно посмотрел вокруг. Ему показалось, что кактус насмехается над ним. Он подошел к цветочному столику, скорчил страшную рожу и сказал:
- Ты дурак!

Но старый забияка не проронил ни звука.

Все вокруг было некрасивым, немым, мертвым. Внутри у Сийма загрызло еще сильней. Ему хотелось кричать.

Но ведь не станешь ни с того ни с сего кричать... Это может показаться по меньшей мере странным.

Всегда должен быть кто-то, кто виноват в нашем плохом настроении.

Сийму не пришлось долго искать виновника. Конечно, это была школа, та самая долгожданная школа, в которую еще два месяца назад он шел с замирающим сердцем. Теперь же он ругал ее.

- И кто только эту школу выдумал?! И кому она только нужна?! А если уж без нее не обойтись, почему она не может быть такой, чтобы дети ходили туда с радостью?! Ведь это так просто! Нужно только, чтобы в школу ходили, как в кино: хочешь - идешь, не хочешь - не идешь. И чтобы учеба была как игра: дети учатся, когда хотят, учат, что хотят и сколько хотят, и чтобы не надо было писать пять строчек восьмерок, когда все люди сидят в кино. Почему это не так? Почему все на свете вообще устроено будто назло детям?!

Но на душе у Сийма от этого ворчания легче не стало. Внутри загрызло просто нестерпимо. Бедный Сийм забрался на диван и стал стучать головой об его спинку.

Хоботок растерянно смотрел на своего старого друга. Он уже был не властен над сердцем Сийма. Поэтому он даже не осмелился начать вслух его утешать.

Он только тихо сказал, кивая и вздыхая:
- Вот оно, хваленое детство, вот она - золотая пора. Как только ребенок идет в школу, появляются свои обязанности, свои заботы.

Интересно, откуда он узнал эту премудрость, во всяком случае не от Мурляны.

4.

Сийм услышал, как открылась дверь. "Наверно, пришли папа с мамой", - подумал он и уже хотел бежать им навстречу. Он спрыгнул с дивана, но дальше не пошел: из передней не доносилось ни разговора, ни шагов. Странно.

Кто бы это мог войти в их квартиру так бесшумно?

Дверь закрылась.

А как же тот - вышел или притаился в передней?

Он хороший или плохой, а может, очень плохой?

У Сийма сильно заколотилось сердце.

Оказалось, тот не ушел, потому что... потому что медленно отворилась дверь и... никто не вошел! В передней тоже никого не было! Но на самом деле кто-то был! Сийм вначале никого не видел, потому что смотрел вверх. Но тут он услышал вежливое покашливание и взглянул вниз: он увидел черную как смоль кошку, в белой манишке и белых носочках. Это была Мурляна собственной персоной. Она кивнула в знак приветствия и сказала:
- Мне очень приятно познакомиться с тобой, Сийм. Честно говоря, мне следовало это сделать уже давно. Но такова участь всех педагогов - с родителями примерных учеников знакомятся в последнюю очередь. И то лишь в том случае, если примерный ученик сачковал или отмочил номер еще почище...

Вдруг Мурляна навострила ушки.

- Что я слышу? - Она повернулась к Сийму правым ухом, озабоченно наморщила бровь и тихо сказала:
- Грызет! У тебя внутри грызет! Это оно!
- Кто? - оторопело спросил Сийм.
- Мой личный враг - Чудище-Юдище. В широких кругах оно известно под названием черного червя, но его научное название Чудовиус-Юдовиус. Мне до сих пор неясно, почему такому противному зверю дали такое красивое имя. Итак, для начала мы его изгоним из тебя, поймаем и спустим в раковину.

Сийм осторожно потрогал свой живот и с опаской спросил:
- А как оно выглядит?!

Мурляна пренебрежительно сказала:
- Оно вообще никак не выглядит. Ни кожи, ни рожи. Каждый из нас чувствовал на себе, как оно грызет, но никто не видел его самого, а только его тень. Поэтому его очень трудно поймать. Но это уж моя забота. Итак, к делу! Через что оно могло залезть в тебя?

Сийм показал пальцем на рот. Он думал, что все, что у него внутри, попадает туда через рот.

- Нет, - сказала Мурляна твердо. - Чудище-Юдище проникает в нас только одним путем - через несделанные дела. Скажи, что ты не сделал?

Сийм припомнил все свои ежедневные обязанности: 1) Снимая ботинки, развязать шнурки! - Сделано. 2) Надеть тапочки! - Надел. 3) Взять из шкафа яблоко и съесть! - Съел... Все было сделано. И он сказал: - У меня все дела сделаны!

Проговорив это, он почувствовал, как Чудище-Юдище стало опять грызть. Когда о нем говорили, оно не подавало признаков жизни. Наверно, надеялось, что про него забудут и оставят в покое.

От Мурляны не ускользнул ход событий. Она быстро учинила допрос:
- Ты стишок выучил?
- Я выучил его уже в школе.
- А листик нарисовал?
- Нарисовал.
- А вам не задавали писать восьмерки?

Сийм пристыженно кивнул головой.
- Как я забыл про них! Мне еще надо написать три строчки восьмерок!
- Это излюбленный прием Чудища-Юдища - напустить дым забывчивости, - сказала Мурляна с видом знатока. - Но оно еще пожалеет о своем низком поступке, как оно жалело неоднократно и раньше. Бери карандаш в руки, Сийм!

Сийм послушно взял карандаш, сел за стол и сказал:
- Мне сперва нужно поменять листок в тетради.

Мурляна вскочила на стол, внимательно обследовала тетрадку Сийма и спросила:
- Зачем?
- Из-за этих восьмерок с ногами.
- Тем легче будет прогнать их отсюда! - сказала Мурляна и громко фыркнула. Тут же три восьмерки кувырком покатились на пол - и страница была чистая. Сийм не стал их разыскивать, а быстро принялся писать школьные восьмерки. Он словно боялся, что эти ногастые прибегут обратно.

5.

Когда была готова одна строчка красивых восьмерок, Сийм почувствовал большое облегчение. Он даже осмелился поднять голову и... задать вопрос, который ему первым пришел на ум:
- Мурляна, а что такое двоичная система?

Мурляна стала медленно, с явным удовольствием, объяснять:
- Двоичная система - это хорошая вещь. Я придумала ее на досуге как-то в воскресенье, когда не смогла пойти гулять в Кадриорг, потому что шел противный дождь, а мой зонтик был в починке.
- Так что же это такое?
- Ну как тебе объяснить? Вот вы в школе пользуетесь десятью цифрами. Но их так легко перепутать, если они к тому же кривые. Вот я взяла и выкинула восемь цифр, оставила только две.
- Единицу и двойку?
- Нет, двойка тоже кривая. Я оставила единицу и нуль. Вот это и называется двоичной системой, когда есть только единица и нуль.
- Ну а если...
- Что - если? Спрашивай смелее!
- А если я хочу написать, что у меня 5 копеек?
- Разве папа дал тебе 5 копеек?
- Нет, не дал, никто их не давал. Просто я хочу знать, как это можно написать.
- А это невозможно написать. Коли у тебя нет копеек, так и нечего писать, что есть. Это называется враньем.
- А это можно написать, что у меня нет 5 копеек?
- Это, конечно, можно.
- А как я это напишу?
- Очень просто. - Мурляна взяла в руки карандаш. - Вначале напишешь нуль. - Она вывела на порванной тетрадной обложке - . - Над нулем нарисуешь единицу, вот так , а потом перечеркнешь ее другой единицей - . Два пишется так - , шесть - , девять - . Правда, очень просто?
- Просто, -признался Сийм. - Дай-ка я тоже попробую.

Мурляна погрозила указательным пальцем правой лапы и сказала:
- Погоди, погоди, напиши-ка еще одну строчку, и тогда поговорим.

Сийм принялся писать. Он писал с ожесточением и старанием. С ожесточением - потому, что хотел быстрее избавиться от Чудища-Юдища. А со старанием - чтобы быстрее услышать, что ему еще расскажет Мурляна. Закончив строчку, он нетерпеливо спросил:
- А теперь мне можно писать цифры двоичной системы?
- Я лично не советую, - дружески сказала Мурляна. - У тебя могут возникнуть недоразумения. Потому что моя двоичная система отличается от той, которой пользуются люди и вычислительные машины. Им неохота чертить единицы вдоль и поперек, поэтому они ставят их в один ряд с нулями. Не веришь - спроси у папы. Например, 5 они пишут так: 101, а 9 - 1001. Правда, смешно?

Сийму больше понравилась двоичная система Мурляны. Он с интересом спросил:
- Мурляна, а ты еще что-нибудь изобрела?
- Есть кое-что, - скромно, но с достинством ответила Мурляна. - Но лучше всего моя теория относительности. Это насчет часов. Нужно, чтобы было двое часов, иначе нет никакой относительности, и теории тоже нет.

Сийм обрадовался. Он давно хотел узнать, что такое теория относительности, и теперь ему представилась такая возможность.

Мурляна продолжала рассказывать:
- Теория относительности - это удивительная вещь. Например, если кто-то очень быстро идет, то его часы начинают идти медленнее, чем у того, кто сидит. И знаешь, как я это доказала? Я поймала молнию, надела ей на шею карманные часы и запустила ее вертеться вокруг земли. Молния бегает быстрее всех на свете, потому что она не что иное как электричество, правда, без проводов и кнопок. Пока ты скажешь один раз "ну", она сделает восемь витков вокруг земли - вжик-вжик-вжик-вжик-вжик-вжик-вжик-вжик! Сама я сидела на крыше школы и смотрела на другие часы. Вот тогда и обнаружилось, что у молнии часы отстают от моих часов.

- А почему так получается, что у того, кто очень быстро бегает, часы отстают?
- По очень простой причине: ему некогда их завести. И под конец часы совсем останавливаются. Сийм понимающе кивнул:
- Если так, то конечно... Но...
- Но третью строчку ты еще не написал, - сказала Мурляна и кончиком хвоста указала на тетрадку.

Сийм принялся за третью строчку. Она пошла у него как по маслу. Когда строчка подходила к концу, Мурляна приготовилась к прыжку. Но Сийм этого не заметил, так он был увлечен выведением последних восьмерок. Они получились у него очень красивые. Как только он поставил точку, случилось что-то неожиданное: какая-то тень выскочила из-под его карандаша и прыгнула на пол. Это было не что иное как Чудище-Юдище.

Мурляна не зевала: она бросилась вслед за ним.

Началась страшная погоня: грязно-серая тень юркнула под кресло, оттуда бросилась в угол, пробежала по книжной полке вверх, потом вниз, прыгнула за диван, потом мотнулась за занавеску, потом вскочила на цветочный столик, оттуда - на пол. Но Мурляна не отставала. Чудище забилось под диван, Мурляна настигла его и там. Чудище полезло вверх по стенке, Мурляна, стуча коготками, полезла за ним. Чудище по потолку удирало от нее...

Сийм и Хоботок, прыгая от волнения, наблюдали за необычной охотой. Они от всей души хотели помочь Мурляне, но ничего умнее не могли придумать, как время от времени кричали: "Мурляна, оно в углу! Мурляна, оно за занавеской!"

Когда Чудище-Юдище бежало по потолку, Сийму и Хоботку было ясно, что на этот раз оно не улизнет. Но что сделала Мурляна? Она для смелости фыркнула и со всех ног кинулась за беглецом. Со всех ног потому, что по потолку медленно ходить нельзя - тут же свалишься вниз.

Чудище-Юдище не ожидало, что Мурляна полезет за ним на потолок. Оно остановилось, чтобы почесать за ухом, и в тот же миг оказалось в когтях у Мурляны.

С победным визгом она спрыгнула с потолка и побежала на кухню. Журчание воды в раковине возвестило об очередной победе над ненавистным врагом.

6.

Благодарные Сийм и Хоботок проводили Мурляну в переднюю. Она уже собралась уходить, но тут вдруг постучала себя лапой по лбу и воскликнула:
- Семь тысяч лет - это вам не семь лет! Я так мило провела с вами время, что вообще забыла, зачем приходила!
- Разве ты пришла не затем, чтобы поймать Чудище-Юдище? - удивился Сийм.
- Нет, его я встретила у вас совершенно случайно, - ответила Мурляна.
- Ты пришла, чтобы поиграть с нами, - решил Хоботок.
- Нет, я пришла посмотреть, что с тобой случилось - ты так долго сачкуешь.

Сийм оторопел: как же так?! Ведь его Хоботок самый примерный ученик и вдруг - сачкует!

Хоботок посмотрел на Мурляну, опустил глаза и упрямо сказал:
- А чего мне в школу ходить - я уже и так все знаю!
- Позволь спросить, что - все? - удивленно пошевелила ушами Мурляна.
- А то... что моя черточка нисколечко не поднялась выше, а стоит все на одном месте, - сказал Хоботок и показал на косяк двери. От его середины поднимались вверх сантиметр за сантиметром черточки Сийма, а в самом низу была проведена одна корявая извилистая черта.

Упрямство Хоботка сменилось грустью. Он сказал, моргая глазами:
- Я вот учусь-учусь, а все никак не вырасту.

Мурляна ободряюще воскликнула:
- Хоботок, дорогой! А зачем тебе быть большим?! Ведь ты не автобус, который возит по утрам детишек в школу, а их родителей - на работу. Автобус должен быть большой, иначе пассажирам будет тесно, они навалятся на детей, и детям будет плохо. Главное - быть не большим, а умным. Взгляни на меня - я не бог весть какая туша, но по крайней мере я знаю, сколько будет дважды два и кое-что еще. А ты спроси у автобуса, хотя бы то, какой сегодня день или сколько стоит "Эскимо" или... как его зовут. Ничего он тебе не сумеет сказать - только протарахтит в ответ. Надеюсь, ты понял, что я этим хотела сказать?

Мурлянины слова утешили Хоботка. Он сказал уже гораздо веселее:
- Да, я все понял. Я больше никогда не буду ездить на автобусе.

Мурляна кашлянула и сказала:
- Это твое дело. Но все же я была бы рада увидеть тебя с поднятым хоботом в ближайшее время за школьной партой. А теперь оставь нас, пожалуйста, с Сиймом одних.

Хоботок понуро поплелся в комнату. Мурляна заговорила вполголоса:
- С педагогической точки зрения хвалить или ругать ученика в его присутствии неверно...

У Сийма заколотилось сердце: какой номер еще мог выкинуть Хоботок?
- ... поэтому я и отослала его в другую комнату. Даже если он сейчас и подслушивает наш разговор, приложив ухо к двери, это уже нас не касается. Я должна сказать, что в моей практике редко встречались игрушечные слоники с такой светлой головой и добрым сердцем...

Сийм с облегчением вздохнул.

- ... Единственное, чего я пожелала бы ему - это упорства, упорства и еще раз упорства... До свидания, Сийм! Надеюсь, наша встреча не останется последней!

Сийм улыбнулся своей самой милой улыбкой и пробормотал:
- До свидания. Нет... то есть да... не останется последней.

Мурляна еще раз с достоинством кивнула и, по рассеянности забыв открыть дверь, прошла прямо сквозь нее на лестницу.

7.

Сийм ворвался в комнату. Хоботок, который почему-то в это время стоял за дверью, со всего размаху шлепнулся на пол. Сийм воскликнул:
- Запоминай каждое слово, что я тебе скажу, Слоняйка! С завтрашнего дня ты открываешь новую страницу в своей жизни: никакого сачкования!
- Это тебе Мурляна сказала?
- Да.
- Чего она тебе еще сказала?
- Тебе необязательно знать. Будь у тебя хоть чуточку больше упорства...
- Но ведь ты сам говорил, что это очень глупо, что дети должны учиться и тогда, когда им неохота...
- Пожалуйста, не говори о вещах, в которых ты ничего не смыслишь. Одно ясно - ты продолжаешь учебу, потому что... - Сийм усадил Хоботка к себе на колени. - Потому что ты, Слоняйка, не глупый. Это сказала сама Мурляна, она даже больше сказала...
- Что у меня очень светлая голова и доброе сердце, да?
- Ты, конечно, подслушивал за дверью?
- Нет, не подслушивал. Просто я так думаю.
- Рассказывай! Ну ладно, неважно, как это было. Важно то...
- Что ты снова будешь играть со мной и не будешь отсылать в маленькую комнату, когда придут мальчишки.
- Хорошо, не буду. Но ты, пожалуйста, не визжи, когда они в гостях у нас. Они неплохие ребята, только...
- Хорошо, больше не буду визжать. А по вечерам мы станем рассказывать друг другу, что мы делали днем.
- Ладно, а еще...
- А еще...

Они поняли друг друга с полуслова, и это перенесло их в самое начало их дружбы и заставило тесно-тесно прижаться друг к другу.
- Слоняйка, а ты помнишь, как ты свалился в колодец?
- Да, я все помню...

Родители, вернувшись из кино, застали их спящими в кресле в объятиях друг друга.